Стихи моей жизни 

Курская дуга

Я не хожу на утренники в школу,
Чтоб ложу ветеранов "украшать",
Хоть каждый год весной, для протокола,
Меня не забывают приглашать.

Теряюсь я, когда, при всём народе,
Мне задаёт вопросы пионер
Об орденах, что заслужил на фронте
И о моих медалях. Например,

Мне сложно объясниться - как награду
Я получил за Курскую дугу,
Врать не хочу, а горестную правду
Рассказывать детишкам не могу.

Рассказ о Курске – горькая пилюля.
Мне в сорок третьем быть там "повезло"
С шестнадцатого жаркого июля
И по двадцать четвёртое число.

Там, загнанная в гиблые болота,
Удерживая вражеский напор,
Уткнулась мордой матушка пехота
В брусничный малахитовый ковёр.

Ведь не расскажешь детям, в самом деле,
Как умер Сашка, корчась и хрипя.
Как девять дней мы ничего не ели,
Не спали и ходили под себя.

Как к нам приполз посыльный от комбата,
Приказ о награждении достал,
Привстал, спросил – "Ну как вы тут, ребята?"
И снайперскую пулю схлопотал.

Как немцы вновь и вновь атаковали
Спокойно, методично, день за днем,
А в паузах в болото трамбовали
Нас миномётным навесным огнём.

Как, ползая вдоль нашей обороны,
Я, сквозь голодный, войлочный туман,
Среди червей выискивал патроны
В карманах неживых однополчан.

Спустя неделю мне уже казалось,
Что пролежу в болоте до седин,
Что никого в России не осталось
И я воюю с немцами один.

В конце, уже без ориентировки,
Стрелял по силуэтам вдалеке.
Остались от меня – прицел винтовки,
Да напряженный палец на курке…

Так я и бился с немцем – по-пластунски.
И мне ужасно стыдно оттого,
Что для победы под Великим Курском
Я, в сущности, не сделал ничего.

Смотрю, как рассуждает о наградах
Какой-нибудь седой, почтенный муж,
Как истреблял он тысячами гадов
Из пулемётов, танков и катюш,

Как гордо, боль и страх превозмогая,
Громил он ненавистного врага.
Наверное ещё одна, другая,
Была в России Курская дуга.

Вся жизнь игра

Вся жизнь игра, в ней люди всё актеры,
А я ещё точней могу сказать –
Она как танцплощадка, где партнёры
Стремятся что-то в паре станцевать.

Наполненный официальной скукой
Возвышенный и томный менуэт
Иль танго – разговор перед разлукой,
Сентиментальный нежный тет-а-тет.

То па-де-па напыщенные речи,
Где каждый слог похож на реверанс,
То твист – восторг любовников при встрече,
То наглый, атлетический брейк-данс.

То румбу, в коей скрыта изначально
Гармония бразильских площадей,
Интеллигентно-эмоциональна,
Как ссора двух воспитанных людей.

Частенько, там где надо и не надо,
Легко поддавшись на самообман,
Мы станцевать пытаемся ламбаду
Как легкий увлекательный роман…

Мелодии, то бурно, то устало,
Как мироощущенья результат,
Звучат в душе, но ты танцуешь вяло
Безвольно и не попадая в такт.

Да я и сам, признаться поневоле,
Такой танцор, что хоть иди к врачу.
И так всю жизнь – то ты мне на мозоли,
То я тебе все ноги оттопчу.

А как хотелось весело и ловко
Вальс станцевать или лихой фокстрот,
Да вот беда - то нет ещё сноровки…
То некогда… То возраст не дает.

В пустой любви

В пустой любви запечатленный сразу
Отвержено и чуть напряжено,
Я свято верил в средство, только разум
В тот миг не принял средство ни одно.

Тогда я к делу подошел иначе –
Смирив благоговение своё,
Цель осознал и путь к ней обозначил,
Но сердце отвернулось от неё.

Лишь стоит страсти тихо разгореться
Она, не подчиняясь никому,
Не спросит санкций ни ума, ни сердца.
Не даст отчет ни сердцу, ни уму.

О смерти

Задумавшись о смерти на мгновенье,
Я осознал – в итоге бытия
Не так страшно предчувствие забвенья,
Как глупость и нелепость забытья.

Мне непонятен смысл исчезновений
Намеченных проектов и идей,
И ценностей, и дум, и вожделений,
И жизненного опыта людей.

Вне времени навеки заплутают
Обычные, но личные штрихи
И как воздушные дворцы растают
Мечты и неуклюжие стихи,

Исчезнут фотоснимки из альбомов,
Порвётся их связующая нить,
Открытые случайно аксиомы
Никто уже не сможет оценить,

Как в воду канут думы об отчизне,
Ни родины, ни мира не спасут,
Исчезнут карты лабиринтов жизни
И пользы никому не принесут.

Всё то, что мозг вбирал в теченье века,
Итоги колоссального труда,
И всё это с уходом человека
Теряется бесследно, навсегда,

И каждый вновь рождается бездумным,
И снова бьётся с жизнью как герой…
Ах, как порой природа неразумна,
И как же бесхозяйственна порой.

Застывшая в последнем слове

Застывшая в последнем слове,
Под звон заледеневших рек
Любовь, последней каплей крови,
Упала на январский снег.

И нет, ни слез, ни нареканий,
Застыл родник живой воды.
Уходят в тень воспоминаний
Твои хрустальные следы.

Проводы осени

Под золотой кленовый хоровод
Последними печальными дождями,
Оплакивает осень свой уход
Покинутая лучшими друзьями.

Костры всё также весело горят
Но, поистерт беспечным маскарадом,
Уже не греет праздничный наряд,
Иссякло восхищенье листопадом.

Теперь, когда восторги улеглись
И буйство красок кажется обычным,
Её святой, застенчивый стриптиз
Нам видится немного неприличным.

Краса природы тягостна уму
Давно привыкшему к стеклу и стали.
От нас уходит осень потому,
Что мы ей любоваться перестали.

Кобеляки

Поэты пребольшие кобеляки.
По крайней мере, так гласит молва.
И хоть по большей части это враки,
Но все же кое в чём молва права.

Я тоже был большой шалун и неук
И мне присущ здоровый нигилизм,
Но драться, пить, курить и портить девок
Уже не позволяет организм.

Апрель

Апрель. За окнами смеркалось.
И в этот нежный, тихий час
Мне женщина в любви призналась,
Как будто в пропасть сорвалась.

В глазах слезинка задержалась,
Полет ресниц, излом бровей…
Мне женщина в любви призналась,
А что я мог ответить ей?

Я был спокоен как колода,
Невозмутим как монумент,
И ничего в душе холодной
Не шевельнулось в тот момент.

Не заплясалось, не запелось,
Не жег восторг, не льстил успех,
Мне только очень не хотелось
Брать на душу и этот грех

Я смог спокойно попрощаться,
Спокойно выйти со двора…

Видать не время мне влюбляться –
Стреляться, кажется, пора.

О монархизме

А может быть случиться и такое:
Придет в страну какой-нибудь наглец
И все завоют: "Боже! Наконец!"
И поплывёт рекой дерьмо людское
Преподносить корону иль венец
И, перепутав злое и благое,
Благодарить за плетку и свинец.

И вновь придется, жертвуя собою,
Тем, кто не вожделеет быть слугой,
Свой проявить характер бунтовской.
Заведомо рискуя головою,
Рвануть чеку недрогнувшей рукой,
Чтобы цари не ведали покоя
И чаще уходили на покой.

Бабье лето

Желанным гостем наступило бабье лето,
Подросших селезней поставив на крыло
И, торопясь украсить землю ярким цветом,
Дарует щедро нам последнее тепло

И пряность ветра, только с привкусом горчинки.
Контрасты тихо остывающей земли –
Сколь беззаботно пролетают паутинки,
Столь же печально улетают журавли.

И пусть восторженно, нескладно и нелепо
Звучат слова, невольно сказанные вслух,
Но синь бездонного полуденного неба
Ошеломляет и захватывает дух…

Трудяга осень покрывает понемножку
Сусальным золотом вишневые сады,
Копают женщины последнюю картошку
И нет им дела до последней красоты.

Почти мазохистское

В жаркий день под ракитами блёклыми
Повстречал я тебя, ангел мой,
И в квартире с открытыми окнами
Ты такое творила со мной

Безобразие и беззаконие,
Жутко дискредитируя нас,
Но бездумно нырнул я в бездоние
Этих карих прищуренных глаз.

Целовала меня да матросила,
Ненасытной и страстной была,
А потом заскучала и бросила,
Да с усмешкой к другому ушла.

И жилище тобою забытое
Горько прячет тоску по углам.
Ну, при чем тут корыто разбитое,
Если вся моя жизнь пополам!

Мне теперь, в невесёлом молчании,
Окна не для кого распахнуть,
И скулю от тоски и отчаянья –
Не забыть не могу, не вернуть.

Что же я - словно лист к твоей заднице?
И страдаю, какого рожна?!
Ты ведь стерва, гулена, развратница!...

Но такая ты мне и нужна.

Просто мысли

Какая лёгкость в отношеньях –
Сошлись, – поспали, - разошлись.
Всё просто, всё без напряженья,
Вот жизнь! Вот мне б такую жизнь!

Чтобы не мучиться, не грезить,
Не ждать, не звать, не ревновать,
Вот так впервые где-то встретить
И прямо сразу на кровать.

Зачем любить и ненавидеть,
Зачем тащиться под венец,
Следить, чтобы не смог обидеть
Её какой-нибудь подлец,

Не надо ждать желанной встречи,
Не надо честью дорожить …

Нет, без души наверно легче
И проще на земле прожить.

Джоконде

Она не пышет прелестью помпезно
Красавицей Да Винчевых эпох,
Но так на нас глядит, что, если честно,
Мне кажется - всё в мире ей известно
И даже то, чего не знает бог.

Её не стоит сравнивать наверно
И с нынешней красавицей любой,
Уж слишком заурядна, неманерна,
И ручки, как-то очень характерно,
Крест-накрест положила пред собой.

Так в чём секрет прекрасного созданья?
И, поблуждав на путаных стезях,
Готов прервать я долгие гаданья,
Секрет тут прост и стар как мирозданье –
Друзья, Джоконда просто на сносях.

И потому задумчивой и нежной
Глаза её сияют чистотой
И материнской мудростью безбрежной,
И лик её лучится безмятежной,
Хоть и слегка усталой красотой.

В её улыбке тайна не напрасна,
Прозрачная как полузабытьё,
Она дарится не зевакам праздным,
А лишь тому, что свято и прекрасно
Рождается под сердцем у неё.

Она одна, из целого соцветья
Бессмертных нарицательных имён,
Художника великого наследье
И будущая мать, затмит в столетьях
Красавиц всех народов и времён.

Формула

В среде бюрократов идёт неизбежно
Подмена понятий в трактовке статей,
И это усердно, и очень успешно
Используют сволочи всяких мастей.

Лукавую фразу придумав однажды,
Свой долг выполняют спустя рукава:
«Нам некогда думать о жителе каждом,
Нам надо о Городе думать сперва».

Во власть просочившиеся самозванцы
Тенёта словесные ловко плетут:
«Нам некогда думать о каждом засранце,
Ведь нас о Народе заботы гнетут».

Увязшие по уши в грязных делишках,
Надменно бросают пустые слова:
«Нам некогда думать о всяких людишках,
У нас о России болит голова».

Своим интересам служа беззаветно
И, формулу эту держа про запас,
Живут безопасно, беспечно, безбедно
И паразитируют, с...ки, на нас.

Всё верно

Всё верно – как верёвочке не виться…
Но человек кропающий стихи
Не хочет на колени становиться,
Замаливая тяжкие грехи.

Когда фантом с косою на пороге,
Когда на простынях бревно-бревном,
Давно пора поразмышлять о Боге,
А он всё о земном, да о земном.

И ночью на подушке с кислородом
В больничной алебастровой тиши
Он пишет о величии природы
И о любвеобилии души.

И даже в хирургическом покое
В венце над ним склонившихся голов
Его вдруг начинают беспокоить
Взаимоотношения полов.

Остатки дней уныло коротает
Одной ногой в осиновом гробу,
Но по своей наивности считает,
Что победил коварную судьбу,

И снова гордо выпрямляет спину,
Став вечным посетителем аптек.
Какая же упрямая скотина.
Какая всё же язва – человек.